Она уже открыла рот, чтобы сказать «нет», но что-то в его лице остановило ее. Слова замерли на губах. В глазах Лукаса светилась нежность, напомнившая о прошлом, о том, каким он был до того, как судьба ожесточила его. Джессика ощутила пробуждение забытых эмоций и удивилась, что Лукас совершенно точно угадал причину ее ненасытной страсти прошлой ночью. Дело не в том, что после его ухода в течение восьми лет в ее жизни не было секса. Лукас возбуждал в ней живые чувства радости, удовольствия… любви.
Джессика прикусила губу. Раньше она не могла бы спонтанно продлить заграничную поездку, потому что Ханна ждала ее дома. Джессика гордилась тем, что никогда не оставляла ее одну. Сейчас Ханна путешествовала за тридевять земель, а кроме нее, Джессикой никто не интересовался. Ей самой предстояло выбрать, страдать от одиночества или радоваться свободе.
– Ладно, – решилась она. – Жаль, проделав такой долгий путь, не побродить по городу.
Лукас заговорщически усмехнулся:
– Я тоже так подумал.
Руки Джессики дрожали, когда она поднялась в свою комнату, чтобы переодеться в джинсы, свитер и непромокаемую куртку. Хорошо, что день выдался серым и туманным – можно залезть в привычную одежду, которую носила дома. По крайней мере, она стала похожа на себя, а не на гламурную, наряженную куклу.
Они встретились с Лукасом в вестибюле и вышли на улицу. Через некоторое время, когда они углубились в узкие улочки, Лукас открыл перед ней дверь полутемного бара.
– Тебе надо выпить, – твердо сказал он. – Кроме того, ты наверняка пропустила ланч.
– Сейчас почти четыре часа, Лукас. Слишком поздно для ланча.
– Знаю, но Венеция готова к неожиданным сюрпризам. – Он усадил ее на высокий табурет возле барной стойки, кивнув хозяину, невозмутимо протиравшему стаканы. – Выпей бокал местного вина, которое местные называют омбра, и попробуй невероятно вкусные традиционные закуски. Посмотри на эти маленькие тарелочки с морепродуктами, овощами, полентой. Расслабься, Джесс! Оставь свой надменный вид. – Лукас понизил голос: – Представь, что это продолжение вчерашней ночи и я целую тебя.
Он хотел бы знать, о чем она думает, когда Джессика повернула к нему свое прекрасное лицо. Лукас чувствовал ее внутреннее сопротивление, но от этого хотел ее еще сильнее. Возможно ли, что едва заметная аура непокорности и отчужденности так притягивала его, заставляя думать, что они еще не свели счеты?
Почему бы нет?
Он сжал челюсти. К этому моменту она должна быть очарована, укрощена и покорна. Это не самоуверенность с его стороны, но очевидный факт. Обычно одной ночи любви достаточно, чтобы обеспечить обожание и преклонение любой женщины, а история их отношений с Джесс тем более гарантировала быстрый успех. Но что-то пошло не так. Чем ближе он подбирался к ней, тем дальше она отстранялась, разжигая в нем природный охотничий инстинкт. Лукас глотнул вина. Неужели причина мучительного вожделения в том, что она держит ощутимую дистанцию, за исключением моментов, когда он физически находится внутри ее?
Джессика пила вино и оглядывала интерьер маленького бара, словно купаясь в уютной, теплой атмосфере.
– Похоже, ты хорошо ориентируешься в Венеции, – заметила она.
– Верно. Этот город стал частью «большого турне», хотя в моих карманах было пусто, когда я впервые приехал сюда.
– Как ты выжил?
Лукас пожал плечами:
– Тот, кто согласен на любой заработок, всегда найдет работу. У меня был план посетить все крупнейшие города Европы. В каждом из них я планировал жить по шесть месяцев – достаточный срок, чтобы чувствовать себя как дома.
– Можно ли сократить время?
– Вряд ли ты захочешь услышать об этом.
Щеки Джессики вспыхнули.
– Ты имеешь в виду с помощью женщин?
– Я же сказал, тебе будет неприятно, – усмехнулся он.
– Мне безразлично.
– Врешь, – прошептал он, наклонился и провел губами по ее губам, ощущая тепло и привкус вина. – Погуляем по городу?
Джессика кивнула. Лукас сплел ее пальцы со своими, и они пошли вдоль канала. Ее руки были холодными, а ладони, хоть и привыкшие крепко держать теннисную ракетку, казались маленькими и хрупкими в его ладонях. Лукас подумал, что не привык к таким прогулкам. Никогда до этого он не ходил рука об руку с женщиной, показывая ей маленькие церкви и спрятанные среди домов площади, восхищаясь изысканной красотой города, словно никогда не замечал ее раньше.
Сгущались сумерки. Начали зажигаться уличные фонари. Пустынные улицы обретали неповторимое очарование, столь любимое кинематографистами. В палаццо на Гранд-канале зажегся свет, бросая теплые отблески на воду и сиявшие золотыми оттенками волосы Джессики. Они свернули в узкий переулок в направлении моста Риалто, где Лукас приметил маленький бар. Вдруг Джессика потянула его за рукав:
– Ты слышал?
Лукас склонил голову и нахмурился. Джессика прижала пальцы к губам. Тишину нарушали только плеск воды о парапет набережной и отдаленные такты музыки.
– Ничего не слышу.
– Ш-ш-ш. Вот снова.
Тогда Лукас отчетливо разобрал звук, который не спутаешь ни с чем, – где-то отчаянно плакал ребенок. Насторожившись, он двинулся в сторону, откуда доносился плач. Рядом он слышал торопливое дыхание Джессики. Впереди замаячила маленькая фигура сидящего у парапета ребенка – мальчика – с залитым слезами лицом, большими испуганными глазами.
Джессика бросилась ему навстречу, но Лукас успел перехватить ее руку. От тихо прошептал по-английски:
– Подожди. Будь осторожна.
– Осторожна? – Она резко повернулась. – О чем ты, Лукас? Это же малыш.