– Не говори, что пришлось, – вдруг сказал Лукас, задумчиво сведя брови. – Не сомневаюсь, что были другие варианты, но ты сделала свой выбор. Сколько ей было?
– Десять.
– А тебе… восемнадцать?
Джессика кивнула, думая о том, как он красив – мощный силуэт Лукаса четко вырисовывался на фоне темнеющего венецианского неба. В широком окне за мерцающей водной гладью золотом сияли подсвеченные прожекторами купола церкви Санта-Мария делла Салюте.
– Да, мне было восемнадцать. Власти настаивали на том, чтобы отдать ее приемным родителям, но я боролась за нее. Мне не хотелось… – Джессика замолкла.
– Не хотелось чего?
Она колебалась. Джессика была с детства приучена хранить мысли в себе примерно так же, как при ударе слева держать ракетку двумя руками. Когда делаешь что-то достаточно долго, это становится привычкой. Вероятно, подозрительность Лукаса имела такую же природу. Окружив себя стеной, не давая выхода эмоциям, чувствуешь себя в безопасности, по крайней мере – в теории. Однако потрясение сегодняшнего дня, да еще после безумного секса прошлой ночью, вывело Джессику из равновесия…
Присущая Джессике Картрайт невозмутимость дала сбой.
– Я не хотела отпускать ее. Не потому, что любила Ханну… скорее наоборот, потому что не любила ее. Во всяком случае, вначале. У нас были сложные отношения. Родители обожали ее и друг друга, а я была всего лишь ребенком от первого, несчастливого брака. По крайней мере, я слышала, как отец признался в этом моей мачехе. Ханна росла в тепле, а я – в холоде, в прямом смысле – на тренировочном корте. Думаю, сводная сестра завидовала моим успехам в теннисе. Она прятала мою щетку для волос, а иногда даже ракетку. Однажды выбросила маленький талисман, который я всегда носила с собой. Отец сказал тогда, что чемпиону не нужны талисманы – только техника и стремление к победе.
– Зачем же ты боролась за нее?
– Она была одинока и несчастна, – просто сказала Джессика. – Само собой, я проявила сострадание. – Джессика не призналась, что тоже отчаянно горевала: она лишилась отца, теннисной карьеры и потеряла Лукаса, что обернулось для нее самой тяжелой травмой.
Джессика почувствовала, что замерзла. Она пожалела, что скинула жакет, тем более что Лукас не спускал с нее пронзительного взгляда.
– Тебе надо принять горячую ванну, – решительно предложил он.
Джессика неловко поднялась на ноги.
– Хорошая мысль.
Ее вдруг смутила мысль, что Лукас ни разу не дотронулся до нее с тех пор, как они вернулись: вероятно, его тоже одолевали сомнения. Скрывшись за дверью ванной, Джессика плеснула в воду масло лайма и апельсина и медленно погрузила ноющее тело в мягкую пену. Может быть, он решил, что их прошлое не располагает к легкой афере, размышляла она, или показалась ему не очень опытной в постели.
Однако Джессика замечала, что ее отношение к Лукасу постепенно менялось. Ей уже небезразлично его мнение о ней. Джессика пыталась уловить эмоции в его темных глазах. Бесполезное занятие: он не скрывал, что ждет от нее только секса. Зачем искать то, чего нет? Если она и дальше будет надеяться на чудо, то рискует получить сердечную травму.
Джессика так долго лежала в воде, что кожа на пальцах побелела и сморщилась. Лукас наверняка устал ее ждать и ушел к себе в номер, оставив ей записку на бланке гостиницы. Во всяком случае, он не стучал в дверь ванной, спрашивая, как долго она намерена там торчать.
Заметил ли Лукас странную неловкость, возникшую между ними, когда они обменялись взглядами над головой маленького Марко? Ей показалось, что она видит перед собой потерянного ребенка, каким Лукас был когда-то, и представила все испытания, через которые ему пришлось пройти. Джессика подумала, что могла бы родить от него детей. Но Лукас не хотел детей – он ясно дал понять.
Расчесав влажные волосы, Джессика накинула махровый банный халат и босиком прошлепала в спальню, где обнаружила Лукаса, растянувшегося в кресле. Казалось, что он крепко спал. Во всяком случае, ресницы были опущены, а черты лица непривычно расслаблены. Из невидимой стереосистемы тихо звучала классическая музыка.
Джессика растерялась, не зная, надо ли будить его. В этот момент Лукас открыл глаза.
– Привет, – сказал он тихо. – Согрелась?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, потому что простой вопрос прозвучал невероятно интимно… по-домашнему. Джессика была тронута почти до слез, ведь никогда раньше их близость не казалась такой реальной.
В дверь постучали. Она удивленно подняла брови.
– Обслуживание в номере, – пояснил Лукас.
– Но я ничего не просила.
– Зато я сделал заказ. Почему бы тебе не лечь в постель, Джесс? Ты выглядишь разбитой. Не смотри на меня так, словно я злой голодный волк, куколка моя, – усмехнулся он. – Я вполне способен находиться с тобой в одном номере, но при этом не бросаться на тебя.
Джессика кивнула, удивляясь эмоциональной реакции на его слова. Ей вроде бы не хотелось секса, но тут вдруг охватило вожделение. Однако Лукас был больше озабочен ужином!
За спиной Лукаса, шедшего к двери, чтобы открыть дверь официанту, Джессика, стесняясь наготы, быстро скинула банный халат и нырнула в постель. Она испытала блаженство, когда прохладные простыни окутали чистое, разгоряченное тело, а пушистое одеяло накрыло ее большим облаком.
Она убеждала себя, что не голодна, но, когда Лукас поставил перед ней поднос с едой – овощным супом и сырными тостами, аппетит разыгрался не на шутку. Легкие, здоровые блюда пришлись как нельзя кстати. Покончив с ужином, Джессика откинулась на мягкие подушки. Тихий звук скрипичного концерта действовал умиротворяюще.